Другое "Я" горца. Коневодство на Северном Кавказе
Следующий цикл постов – о значении коневодства в системе жизнеобеспечения на Северном Кавказе.
О том, какое место занимают кони и в истории и культуре Северного Кавказа, о том, что лошадь – другое «Я» горца, пишут давно и много.
Самые новые археологические материалы свидетельствуют, что конь был известен на Кавказе тысячи лет тому назад, уже в конце III тыс. до н. э. «Отец истории» Геродот и античные авторы писали, что северокавказские народы – отличные конники и чуть ли не лучшие всадники на Востоке.
Абсолютное взаимопонимание коня и всадника – сквозная тема мифологии кавказских народов и сказаний нартского эпоса. В фольклоре кавказских народов коню отводится особая роль не только в повседневном быту, его наделяют сказочными, сверхъестественными свойствами.
В кавказской культуре конные игры и состязания, скачки и джигитовка – это не только зрелища, но и своеобразная боевая подготовка коня и всадника, в которых последний демонстрировал свои качества идеального воина. На западном Кавказе, у черкесов, коневодство было престижным занятием аристократии, а наличие породистых лошадей - атрибутом принадлежности к элитарному сословию.
Но в последующих постах речь пойдет не об этом, а о более прозаических вещах – что такое коневодство как система хозяйствования? Как горцы в непростых природных условиях добивались высокоразвитых форм коневодства? Каковы особенности менталитета табунщиков – людей, более всего ответственных за качество конских табунов? И, наконец, что такое коневодство как отрасль хозяйства на современном Северном Кавказе – насколько она трудоемка и перспективна?
Специалисты пишут, что основные формы хозяйствования народов Северного Кавказа, а именно земледелие и скотоводство – развивались как идеально сбалансированная система. Марат Губжоков, этнолог из Адыгеи, считает, что «идеальная сбалансированность основных форм хозяйства становилась особенно заметной в годы вражеских нашествий, когда земледелие на равнине уступало более динамичному скотоводству».
«Крайним вариантом развития событий, – рассказывает ученый, – являлся уход населения с плоскости в горы, которые при этом становились опорной базой сопротивления, а горное хозяйство – экономической основой выживания этноса. И лишь спустя некоторое время, с уходом, или наоборот, оседанием пришельцев, начинался обратный процесс заселения этнической территории, восстанавливался статус-кво между равнинной и горной формой хозяйства и равновесие земледелия и скотоводства».
Опытными коневодами Северного Кавказа были равнинные адыги, карачаевцы, осетины.
Для развития коневодства Северо-Западный Кавказ имел ряд природных преимуществ перед Северо-Восточным и Центральным Кавказом — традиционно скотоводческими районами. Использование сезонных пастбищ местными коневодами во многом определялось особенностями рельефа и – на западном Кавказе – высотой над уровнем моря. По мнению специалистов, субальпийские и альпийские луга Северо-Западного Кавказа отличаются более высоким и густым травостоем; запасы сухого сена на один гектар достигают 25—30 ц159.
Особенно благоприятны были природные условия в гористой Кабарде – роскошные пастбища, чистый воздух, активная солнечная энергия и здоровый климат были идеальной средой для формирования породы.
Многовековая селекция позволила вывести адыгским коневодам прославленную адыгскую породу лошади, внутри которой существовали локальные варианты, называвшиеся по именам западноадыгских, кабардинских и абазинских заводчиков - шоолох, бечкан, крымшокал, жирашты, кундет, хагундоко, шеджароко, трам, ачатыр, ландон (так они звучат в русской транскрипции).
Иллюстрация из книги - Симонов Л., Мердер И. Лошади (конские породы). М.: АСТ: Русь-Олимп, 2008. Табл. XI.
Знаменитый историк XIX века Семен Броневский в начале XIX в. насчитал 26 черкесских конных заводов. Каждый из них имел свое тавро (тамгу), подделка которого строго преследовалась в нормах обычного права.
Уход за лошадью был непростым делом. Англичанин Д. А. Лонгворт писал о том, что к лошадям относились бережно, с особой заботой: «Черкесы обращаются с ними заботливо и даже с нежностью; я никогда не видел, чтобы черкес приласкал своего ребенка, зато лошадь он готов целовать и гладить; они заботятся о зимних запасах корма лошадей в не меньшей степени, чем для своих семей»
Уходом за лошадью не пренебрегали и черкесские князья, обычно дистанцированные от занятий физическим трудом. Адыгский историограф XIX века Хан-Гирей писал: «В то время, когда в 1833 г. на Кавказе свирепствовал ужасный голод, князь Пшекой Черченейский кормил любимых своих коней разного рода нежными зернами, тогда как его люди претерпевали страшный недостаток и в насущном хлебе, и об этом обстоятельстве во всех племенах Черкесии рассказывали, как о похвальном подвиге. Черкес, какого бы он звания ни был, скорее сам согласится быть голодным, чем лошадь свою допустит до этого. Сами князья собственными руками нередко обчищают копыта своих лошадей и моют их гривы мылом и куриными яйцами, хотя бы их окружала толпа слуг, готовых это исполнить».
В основе коневодства у адыгов лежало табунное содержание, при котором лошадь круглый год и в про любую держали на открытом воздухе. Таким образом лошадь закалялась и со временем была готовой к походной жизни. В четыре года молодых лошадей холостили. Черкесские коневоды разработали целую систему приучения лошади к седлу – оно происходило не сразу, ненавязчиво и в несколько этапов. Первый раз лошадь брали из табуна в 3-4 года. Поездив недолго и не изнуряя, отпускали в табун. Это повторялось несколько раз в течение нескольких лет, пока зрелую верховую лошадь окончательно не забирали из табуна и не переводили на стойловое содержание.
Вот как объясняли опытные кабардинские коневоды целесообразность именно такой системы: «Конь, побывавший первый раз под седлом, очень плохо переносит эту перемену в своей жизни. Он переживает, теряет аппетит, становится недоверчивым, беспокойным, худеет. А коня надо воспитывать добрым, воодушевленным, решительным, смелым. Поэтому его и отпускали в табун несколько раз. Оно так и выходило. Коня седлать начинали с трех-четырех лет, а по-настоящему регулярно на нем ездили только после семи - и чаще девятилетнего возраста».
После того как зрелую верховую лошадь окончательно забирали из табуна и переводили на стойловое содержание, уход за ней становился особенно тщательным.
Его описание приводит Хан-Гирей: «Удивительно, с какою неутомимостью и тщанием черкесы содержат верховых лошадей: дважды в году они откармливают своих любимых коней: летом при наступлении жаров и зимою при наступлении стужи. Откармливаемую летом лошадь ставят в конюшню, со тщанием обмазанную глиною и темную, чтобы мухи не беспокоили лошадей, в ней содержимых.
Однако ж эти конюшни не теплы в зимнее время, хотя черкесы и не употребляют попон для покрывания лошадей, также они не имеют для чистки их ни щеток, ни скребниц. Сначала дают понемногу овса, и эта дача продолжается таким образом с неделю; потом ставят перед лошадью бочку, которая стоит перед ней всегда наполненная овсом в продолжении трех или четырех недель.
Каждое утро моют хвост, ноги, брюхо и вообще с тщанием чистят лошадь, что делается в день дважды. По прошествии же месяца или сорока дней начинают помаленьку ездить на раскормленной лошади, въезжая в день по нескольку раз в холодную воду, и в это время дают ей просо, а сначала кормят овсом или ячменем.
Таким образом выдержанная лошадь, когда придет в такое состояние, что уже ей жир не будет причинять усталости, то наездники пускаются искать на ней опасностей, славы и добычи в удальстве».
Коней, которых готовили к скачкам, держали скрытно от посторонних глаз, за ними присматривал специально выделенный для этого человек. Скакуна содержали изолированно от других лошадей. Большое внимание уделялось физическим тренировкам и питанию, так как правильное кормление – одно из необходимых условий повышения работоспособности лошади.
Для того, чтобы конь был сухопарым и легким в беге, его содержали в теплом помещении и кормили преимущественно ячменем и жареными зернами кукурузы. Все виды корма раздавались небольшими порциями. Чем чаще коня кормили в течение суток, тем с большим желанием поедался корм и тем лучше он усваивался.
Коневодство на Кавказе сформировало особый слой людей, вывозивших лошадей на экспорт. Торговцы лошадьми были, наряду с военными отходниками, чуть ли ни единственным социальным слоем, постоянно покидавшими свою территорию, свою ойкумену. Они не только осваивали новые рынки, но и становились своего рода «контактерами», впервые сталкивающимися на новых пространствах и дорогах с другими языками, культурами. Без преувеличения можно сказать, что торговля лошадьми расширяла не только представления о географическом пространстве, раздвигая его границы, но и изменяла сознание людей, формировала новый мобильный тип личности, готовый к риску, к ответам на вызовы, открытый для новых культурных миров. Таким был слой караванных торговцев в эпоху Пророка Мухаммада.
Продолжение следует...