Дайджест онлайн-дискуссии "Я не могу сказать". О проблемах домашнего насилия на Северном Кавказе.
13 февраля на КУ состоялась онлайн- дискуссия «Я не могу сказать». О проблемах домашнего насилия на Северном Кавказе.
Обсуждали следующие вопросы:
1. Изменения представлений о Женском на современном Северном Кавказе. Новые роли и статусы современных кавказских женщин. Каковы возможности самореализации женщины в культуре современного Кавказа. Насколько традиционные ожидания в отношении кавказской женщины оправданы в наше время?
2. Женщины как жертвы домашнего насилия: общероссийский тренд или кавказский феномен? Случаи домашнего насилия в регионах Северного Кавказа: громкие дела и статистика, проблема декриминализации.
3. Почему «об этом» (побоях, угрозах, психологическом и экономическом насилии) кавказским женщинам говорить стыдно? Почему не работают существующие институты соцзащиты и правоохранительная система?
4. Помощь жертвам насилия: к каким организациям и специалистам обращаться пострадавшей женщине. Как оказать поддержку и защитить женщин, подвергшихся насилию со стороны близких родственников? Какой язык кавказское общество и кавказские женщины должны выработать, чтобы открыто говорить о проблеме домашнего насилия.
В дискуссии участвовали:
Ася Аушева, психолог частной практики, Сунжа, Ингушетия
Джанета Ахильгова, руководитель автономной некоммерческой организации «Ресурсный центр «Развитие», Ингушетия
Луиза Ф., психолог
Фаина Евлоева, магистрант ГУ ВШЭ, Москва
Ахмет Костоев, адвокат, член коллегии адвокатов «Стратегия», Москва
Лидия Курбанова, доктор социологических наук, профессор ЧГУ, Чеченская республика
Анна Сидельникова, адвокат. Майкопская коллегия адвокатов, Майкоп-Москва
Саида Сиражудинова, кандидат политических наук, президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие», Ростов-на-Дону.
Зарема Цеева, кандидат исторических наук, доцент АГУ, Майкоп, Адыгея
Амир Цечоев, телеведущий, НТРК «Ингушетия».
Новые роли и статусы современных кавказских женщин
Курбанова: Выход женщины из приватной жизни, из семьи, расширил ее кругозор, она на себя посмотрела не глазами мужчины, веками формировавшего ее повестку дня, а своими. Женщина стала стремительно меняться, учиться, работать, содержать семью. Мужское лидирующее место в обществе стало подвергаться колебанию. Гендерное женское пространство определяет мужчина, к себе он стал относиться избирательно: в правах он - прежний, в обязанностях - часть ответственности он снял добровольно, обвинив женщину, что она сама этого хотела.
Луиза Ф.: Современность увеличила возможности женщинам и параллельно с этим – ее обязательства. Во многих случаях она теперь не только хозяйка очага, но и кормилица, а часто и единственный человек, обеспечивающий семью. И к тому же главная жертва.
Цеева рассказала, что в Адыгее у женщин довольно много возможностей для реализации. «В большинстве семей родители поощряют получение высшего образования для девушек. Почти во всех семьях озабочены трудоустройством дочери после получения образования. Многие состоятельные семьи заботятся о социальной реализации дочери через работу, желательно престижную».
Со вступлением в брак девушка может столкнуться с другими убеждениями в семье мужа – или оставить работу и целиком посвятить себя семье, или же (для девушки, желавшей только заботиться о семье), выйти на работу и вносить свой вклад в семейный бюджет.
При этом семейные обязанности никто с нее не снимает и даже не разделяет с ней. В стенах дома женщина должна соответствовать стандартам патриархального общества 19 века, а на работе автоматически переходить в образ современной деловой женщины. При этом современное адыгское общество на Кавказе (без многомиллионной диаспоры, поскольку там действуют иные установки), не снижая в большинстве своем традиционные требования к женщинам, практически полностью опустило планку требований для мужчин. Получается, что женское пространство во многом функционирует по гендерным стандартам позапрошлого века, а мужское – по целому ряду параметров освобождено от этнических стереотипов поведения и существует по совершенно другим правилам игры. Именно здесь заложен основной конфликтный потенциал в семьях.
Аушева-Оздоева обратила внимание на Послание президента В.В.Путина о финансовой поддержке при рождении трех детей, а также про оплату времени по уходу за ребенком до 7 лет. «Мы видим, как для женщины навязываются ее роли, и она вновь загоняется домой рожать, обслуживать, заниматься чисто» женскими» делами. Известно, что женщина теряет массу времени в этот период и не может реализовать себя в интересных ей профессиях. Идет целенаправленная поддержка традиционного уклада и навязывание представлений о женском и мужском. В кавказских республиках есть четкое разделение ролей и те немногие поползновения в сторону признания индивидуальных качеств человека, признание прав независимо от пола, которые существуют, пытаются стереть подобной политикой».
Евлоева: Женщина сегодня по-прежнему должна придерживаться определенных социальных и религиозных норм, быть универсальна во всем. Она должна соблюдать традиции, поэтому жизнь наших женщин я бы не назвала легкой. Мы боимся говорить о насилии в семье, боимся потерять «идеальный статус», и из-за этого происходят трагедии. Женщины из сильной авторитетной семьи защищены гораздо лучше.
Женщины как жертвы домашнего насилия: общероссийский тренд или кавказский феномен?
Сиражудинова поделилась результатами своего исследования, опубликованного в статье. Ею было исследовано отношение жителей Дагестана к проблемам домашнего насилия, опрошено 540 человек. Подробнее см. в ее статье «Я не могу сказать!»: к проблеме домашнего и сексуального насилия в республиках Северного Кавказа // Женщина в российском обществе 2017. № 4 (85). С. 26—35 DOI: 10.21064/WinRS.2017.4.3. https://womaninrussiansociety.ru/wp-content/uploads/2017/11/Sira_nova_26_35.pdf
Сиражудинова отметила, что в северокавказском обществе приватная сфера остается самой закрытой и табуированной. О насилии боятся сказать, его скрывают, заботясь о «чести» семьи и даже об имидже всего общества. Наиболее распространенной формой насилия над женщиной является физическое. Традиционные общества часто оправдывают насилие соображениями пользы, чести, необходимостью воспитания. Крайняя форма — убийство чести — также до сих пор встречается в республиках Северного Кавказа. Убийство женщин во имя чести семьи (за недозволительное, позорящее семью поведение), совершаемое родственниками, являет собой разновидность социального контроля. Традиционное общество делает положение жертвы изнасилования более сложным. Из-за боязни осуждения и существующих традиционных механизмов большинство случаев насилия, связанных с изнасилованием, не доходят до правоохранительных органов; если же доходят, то их стараются разрешить в полиции путем переговоров, компромисса, компенсации, временных браков, не доводя до суда. Случаи изнасилования и педофилии скрываются и не разглашаются. Жертва изнасилования (особенно мужского пола) находится под угрозой и становится изгоем, поэтому об изнасиловании предпочитают не говорить.
Ахильгова: Домашнее насилие - общероссийский феномен. Но на Северном Кавказе (Ингушетия, Чечня и Дагестан), кроме существующих по всей стране форм насилия, есть специфичные - калечащие операции на половых органах, убийства чести. К тому же наличие условно нескольких правовых полей - закона РФ, обычного права и религиозного права, приводит к еще большей асимметрии в гендерных отношениях - то есть, женщины получают обязанности всех трех систем, но не права.
Луиза Ф.: Насилие в отношении женщин имеет место быть во всем мире. Каждая третья женщина является жертвой того или иного вида насилия. Насилие на Северном Кавказе отличается тем, что оно принимается как норма поведения и метод воспитания. Поэтому оно даже не вербализируется ни жертвами, ни обществом. До сих пор считают, что насилие - это либо изнасилование, либо жестокие побои. И то на последнее выдается «разрешение» мусульманским духовенством и некоторыми имамами.
Цеева: Домашнее насилие в отношении женщин – отнюдь не общероссийский тренд или кавказский феномен. Это явление общемирового характера. И в нашей стране далеко не самая тяжелая ситуация. Разница лишь в том, как реагирует на это общество и правоохранительная система. Под насилием предлагается понимать не только непосредственное физическое насилие, но и эмоциональное – оскорбление, унижение, угрозы, которые тоже создают тяжелую, порой невыносимую атмосферу в семьях. Я не знаю о громких судебных делах в Адыгее о домашнем насилии среди адыгов. Однако это не означает, что насилия в семьях не существует. Просто о таких фактах у нас не принято говорить на публике, а уж тем более – заявлять в правоохранительные органы. Предание огласке подобных эпизодов бытового насилия традиционно считается позорным именно для женщины.
Сидельникова: При общероссийской тотальности обсуждаемого явления кавказские семьи не так часто мелькают среди ужасающих историй о жертвах домашнего насилия. В подобных крайне болезненных ситуациях практически не встречаются адыгские семьи. Вопросы раздела имущества и порядка общения с детьми решаются в адыгском обществе вполне цивилизованно, несмотря на встречающиеся конфликты в семьях, чаще молодых. Веками воспитанное в адыгах уважение к женщине минимизирует, если не нивелирует вообще явление насилия в адыгских семьях. Если имеют место быть единичные случаи, то это скорее влияние современных психогенных факторов, а также глобальное падение нравственности в обществе, особенно среди молодежи.
Курбанова: В Чечне не всегда, но очень часто общественное мнение в любом случае винит женщину: изнасиловали, потому что «не там стояла, не так шла, юбка была перспективной сама виновата» и т д.»). Сам насильник практически остается в тени. Его «наказание» сводят к женитьбе на ней, Более чудовищного решения сложно придумать, но общество считает это приемлемым.
Евлоева: Насилие в семье есть и на Кавказе, и в других российских регионах. Единственное отличие, что на Кавказе жертву часто осуждают только потому, что «все вылезло наружу».
Почему «об этом» говорить стыдно? Молчание женщины – плод ханжеского воспитания?
Курбанова: На Северном Кавказе физическое насилие над женщиной в доме считалось и считается крайне недостойным поведением для мужчины, поэтому так неохотно мужчины вообще включаются в артикуляцию этой темы. В общественном сознании четко обозначен дискурс: муж не должен бить жену, потому что это его унижает. Во –вторых, он не имеет права (по адату ее бить, ибо она «чужая женщина»). Женщина терпит, во-первых, потому что терпение возведено в наших обществах в ранг высокой добродетели женщины, во–вторых, если вмешиваются ее родные, как, правило, она вынуждена вернуться домой без детей, не всегда, но очень часто. Молчание женщины о всех типах унижения и насилия в семье ( не только в доме мужа , но и в собственной семье) - плод нашего циничного ханжеского воспитания. Наша задача в обществе - не защитить униженного, а чтобы сосед об этом не узнал!
Цеева: Обо всех перечисленных видах насилия кавказским женщинам на самом деле говорить стыдно в силу особенностей ментальности. Во-первых, на широкую публику традиционно семейные проблемы не принято выносить. Во-вторых, женщина не хочет показывать посторонним (а зачастую – даже самым близким людям), что брак ее неудачен, «неуспешен». В-третьих, нередко женщины сами пытаются терпеть, потому что хотят растить детей в «полной семье», а потому не «выносят сор из избы». В-четвертых, некоторые мужчины, склонные к насилию, не позволяют женщине уйти от него, угрожая ей лично физической расправой, распусканием грязных слухов о ней или грозясь отобрать у нее детей. В-пятых, нередко женщины не находят поддержки даже среди своих родственников в подобных ситуациях. Если родственники не готовы поддержать женщину, тогда ей ничего не остается, кроме как молча терпеть насилие. Поэтому ситуацию вообще не доводят до того, чтобы обратиться за помощью в соцзащиту или в правоохранительные органы.
Сиражудинова: Все представления о насилии в регионе лишь позволяют приблизительно увидеть проблему. Полностью оценить ее глубину не возможно, так как отсутствует официальная статистика, большая часть судебной практики остается недоступной для анализа.
Любые проявления насилия, как правило, тщательно скрываются, поэтому полностью раскрыть проблему, получить по ней статистическую информацию невозможно. Насилие здесь связано с безнаказанностью и замалчиванием обществом.
Правоохранительные органы стремятся подобные проблемы разрешить путем договоренностей, не заводя уголовных дел. Нет заявлений и судебных дел — нет и статистики. Подобное отношение дает возможность говорить об отсутствии проблемы, которая в реальности существует.
Почему не работают существующие институты соцзащиты и правоохранительная система?
Сидельникова, комментируя закон о декриминализации домашнего насилия, подчеркнула необходимость ужесточить ответственность за применение насилия в отношении детей и женщин независимо от степени родства к лицу, посягающему на жизнь и здоровье потерпевшего.
По ее мнению, законодателю следует ввести ответственность за психологическое насилие над женщинами в семье, поскольку данное явление весьма распространено и носит угрожающий характер. Сидельникова считает, что текст законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия, продвигаемый депутатом Государственной Думы Оксаной Пушкиной, имеет недостатки. В урезанной версии законопроекта некорректно дано определение семейно-бытовому насилию. В частности, в него не включены уголовно и административно наказуемые правонарушения (к примеру, побои). Данный закон неприменим на практике в случае реального насилия в семье. «Так, положениями законопроекта не защищены лица, не состоящие в браке, не предусмотрены достаточные меры защиты жертв насилия, предлагается введение небольшой ответственности, которая не сможет являться сдерживающим фактором для правонарушителя. В настоящий момент по законопроекту ведётся активная дискуссия, для меня под большим вопросом вообще возможность его принятия», - подчеркнула адвокат.
Цечоев не уверен, что существующие институты способны решить эту проблему. «Мы живем в сложном регионе, где попытка помочь оборачивается большим скандалом и воспринимается как вторжение в частную жизнь. СМИ тоже закрывают глаза на эту проблему. Только случаи, получившие широкую огласку, попадают в телевизор».
Луиза Ф. коснулась проблематики разрешения бить женщину в исламе. Она указала, что «традиционная» трактовка аята 4: 34 некоторыми улемами оспаривается. По традиционному толкованию в аяте говорится «побивайте их», но в других аятах это же арабское слово переводится как «уходить», «давать наставление», «приводить притчу».
Аушева-Оздоева: Обратившись к госорганам, женщина не получит поддержки, так как мало кто хочет ввязываться в конфликт с другими фамилиями, а декриминализация побоев позволяет не придавать значения таким делам. Связано это также с достаточно функционирующей родовой системой. Если же женщина обратится к родственнику, то родственники предпочитают избавиться или обвинить жертву, нежели разбираться с представителями другой фамилии. Да и женщины рода сами начинают уговаривать жертву взять вину на себя, чтобы не разжигать конфликт.
Луиза Ф. отметила не всегда конструктивную роль общественников в решении этого вопроса. «Активисты в погоне за званием идеального общества, хранителей чести предков и другими высокими словами готовы жертвовать десятками жизней обычных женщин. Эти люди по сути должны помогать решать проблемы общества, а не идеализировать его, стараются зарыть этот вопрос как можно глубже – отрицают, обесценивают, передергивают, обливают грязью тех, кто поднимает эту тему».
"Пока не будет осознания женщинами самоценности, а мужчинами – ценности женщин, ничего не изменится".
Сидельникова: Ни в коем случаем женщине не нужно бояться делиться своей бедой с родственниками, ведь с их стороны может быть оказана существенная помощь, в частности, моральная поддержка, которая просто необходима потерпевшей стороне. Правоохранители весьма неохотно берутся разбираться в бытовых конфликтах, но возможность получения защиты часто зависит от настойчивости пострадавшего лица. Не помещает обращение к компетентному юристу, а также в общественные организации по защите прав женщин. Абьюзеры часто пугаются повышенного внимания к ним, поэтому решительное намерение жертвы придать огласке факт насилия часто может спасти ей жизнь.
Цеева: Защитить женщин должно, прежде всего, изменение их собственного сознания. Ломать устоявшиеся веками консервативные структуры сознания очень сложно. Надо менять сознание общества, и речь идет не только о Кавказе, а о российском обществе в целом. Пока не будет осознания женщинами самоценности, а мужчинами – ценности женщин, ничего не изменится. Проблема должна быть осознана на государственном уровне, поскольку отдельно взятый кавказский социум невозможно оздоровить, если этот «вирус семейного насилия» поразил российское общество в серьезных масштабах.
Костоев: Существует неправильное, неэффективное отношение общества к этой проблеме. Только изменив отношение, возможно выработать какие-то механизмы, чтобы системно решать сложившуюся проблему. Нередко общество косвенно/опосредованно поощряет домашнее насилие.
Ахильгова: Только законы, обучение чиновников и принуждение их к выполнению своих непосредственных обязанностей, за выполнение которых женщины платят налоги наравне с мужчинами, может что-то изменить. Плюс глобальная работа по повышению осведомления населения. На региональном уровне нужно признавать свои болезни, а не искать происки врагов в них. На национальном уровне нужно исключить колониальную риторику.
Аушева-Оздоева: О проблеме домашнего насилия должны говорить на всех уровнях и осуждать подобное поведение. Важно, чтобы мы были честны перед собой ни смотря ни на какие -то либо предписанные «нормы» и религиозные предписания. Важно, чтобы об этой проблеме громко говорило государство. Это и социальные кампании, широкая демонстрация по делам домашнего насилия в СМИ и на радио, это различные мероприятия по профилактике домашнего насилия, поддержка НКО, занимающихся этими проблемами.
Курбанова: Принятие закона о семейно-бытовом насилии ставит эту проблему на новый уровень законодательного, правового осмысления. Государство – формальный механизм и в реализации этого закона неизменно будут издержки, перекосы, но общество должно быть психологически готово артикулировать эту непростую проблему.
