Ловушка Ульмана

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Капитана Ульмана будут судить снова, в третий раз, уже без присяжных - таково решение Конституционного суда... Напомним суть дела, которое тянется вот уже пятый год.

Засада для присяжных

В рамках проводившейся спецоперации против Хаттаба, находившегося, по данным разведки, в селе Дай Шатойского района Чечни, 11 января 2002 года в окрестности села выброшена разведгруппа капитана Эдуарда Ульмана. Официально считается, что ее задачей была блокировка дороги Дай - Циндой, досмотр транспорта и проверка документов у водителей и пассажиров. На самом деле группу спецназа ГРУ посадили в засаду. К чему такие тонкости? "Проверка на дорогах" - это одно, засада - совсем иное как в чисто военном плане, так и в правовом: при досмотре транспорта и людей действуют вполне определенные правила, засада же вовсе не обязана кого-либо останавливать и досматривать - только уничтожать.

Формально все выглядело так: по дороге шла машина, люди капитана Ульмана остановили ее выстрелами. Но вместо боевиков - шесть гражданских лиц, точнее, уже пять: один убит. В общем, не те, кого ждали, да еще и засада сорвана. Бойцы Ульмана окажут помощь раненым и доложатся начальству. По версии спецназовцев, затем они долго будут ждать, что там решат наверху. Там решили: приказ, отданный по рации, гласил "уничтожить". Прямо никто Ульману расстрелять пятерых задержанных не прикажет, якобы прозвучит иное: "У тебя "двухсотые". На судебных процессах Ульман будет настаивать, что по радиосвязи ему неоднократно повторили: "У тебя шесть "двухсотых"". Задержанных расстреляют, тела убитых погрузят в "уазик", попытаются имитировать подрыв на фугасе, затем обольют бензином и сожгут. Но следы замести не удалось, как и замять дело. Командование операции выдвинет версию: во всем виноват Ульман, никакого приказа на расстрел не было.

На одном из заседаний суда майор Алексей Перелевский (обеспечивал связь с разведгруппой) заявит, что приказ о расстреле чеченцев ("всех оставшихся уничтожить") отдал руководитель спецоперации полковник Владимир Плотников. Полковник, разумеется, все опровергает. Свидетелей против него Главная военная прокуратура (ГВП) не найдет, зато как майор Перелевский отдавал приказы Ульману, слышали многие, потому на скамье подсудимых окажутся майор, капитан Ульман и двое его подчиненных, непосредственных исполнителей приказа о расстреле - старший лейтенант Калаганский и прапорщик Воеводин.

Судебные процессы в Северо-Кавказском окружном военном суде (Ростов-на-Дону) точку в деле не поставят. В апреле 2004-го присяжные оправдают Ульмана и его подельников, но в августе Военная коллегия Верховного суда отменит приговор, направив дело на рассмотрение с иным составом присяжных. Однако в мае 2005-го Ульман со товарищи оправдан вновь уже новым составом присяжных. И снова Военная коллегия ВС отменит оправдательный приговор. В ноябре 2005-го началось третье по счету рассмотрение дела в Северо-Кавказском окружном военном суде - с новым составом присяжных. Но в феврале дело приостановят до разъяснения Конституционного суда относительно порядка прохождения процессов против военнослужащих, совершивших преступления на территории Чечни. В апреле 2006-го Конституционный суд решил, что дела о тяжких преступлениях, совершенных в Чечне военнослужащими, подлежат рассмотрению военными судами без участия присяжных заседателей.

Общественное мнение явно на стороне капитана Ульмана, присяжные это мнение поддержали и выразили: нельзя осудить исполнителя приказа, даже и преступного.

Приказ исполнить нельзя не исполнять

Просто для себя хочу попытаться понять: виновен ли Ульман, и если да, какова степень его вины? Аргументация защитников Ульмана очень серьезна. В частности, мой коллега, военный репортер Вадим Речкалов ссылается на УК РФ, часть 1-ю ст. 42-й, которая гласит: "Не является преступлением причинение вреда... лицом, действующим во исполнение обязательных для него приказа или распоряжения. Уголовную ответственность за причинение такого вреда несет лицо, отдавшее незаконные приказы или распоряжения". Однако при этом вроде бы "забывают" про часть 2-ю той же статьи: "Лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения, несет уголовную ответственность на общих основаниях. Неисполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения исключает уголовную ответственность". Точка?

Если бы. Тут мы и ступаем на зыбкое болото военного и военно-уголовного права: это серая зона юриспруденции, где многое можно толковать как угодно, зависит от того, кто и в чью пользу толкует. Скажем, "заведомо незаконный приказ", как его определить? Для начала разберемся с приказом вообще. Согласно ст. 36-й Устава внутренней службы "приказ - распоряжение командира (начальника), обращенное к подчиненным и требующее обязательного выполнения определенных действий, соблюдения тех или иных правил или устанавливающее какой-нибудь порядок, положение". "Приказ может быть отдан письменно, устно или по техническим средствам связи". Каждый военный назубок знает ст. 40-ю Устава: "Приказ командира (начальника) должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Военнослужащий, получив приказ, отвечает "Есть" - и затем выполняет его".

Хотя в ст.37-й оговорено: "Приказ (приказание) должен соответствовать требованиям законов и воинских уставов". Да еще ст. 38 гласит: "Командир (начальник)... несет ответственность за отданный приказ и его последствия, за соответствие приказа законодательству...".

Мог ли Ульман, ссылаясь на приказ, не понимать, что даже применительно к боевой обстановке приказ тот - незаконный и преступный и исполнению не подлежит? Несомненно. Концовка 40-й статьи звучит: "Военнослужащему не могут отдаваться приказы и распоряжения, ставиться задачи, не имеющие отношения к военной службе или направленные на нарушение закона". Расстрел же безоружных гражданских лиц (равно, как и военнопленных) под этот пункт подпадает стопроцентно: ни один начальник Ульмана, вплоть до Верховного главнокомандующего, не может отдать приказ о бессудном уничтожении людей не в бою. Понимал ли это Ульман? Безусловно.

Приказ, кстати говоря, формально отдан вовсе не в той форме, в какой он недвусмысленно и без экивоков мог считаться настоящим боевым приказом. По словам капитана, по рации ему сначала не скажут "расстрелять", "убить", "ликвидировать" или "уничтожить", ему сообщат: "У тебя шесть "двухсотых". Все знают, что "двухсотыми" обозначают убитых. Равно как все понимают, что для уничтожения противника в бою никаких особых указаний не требуется. Но тут - не бой (хотя и боевая обстановка), даже не взятые в бою боевики, а гражданские люди, приказ о ликвидации которых отдается в обтекаемой форме: как хочешь, так и понимай. 38-я статья того же Устава внутренней службы: "Приказ должен быть сформулирован ясно, не допускать двоякого толкования и не вызывать сомнения у подчиненного". Выходит, фраза про шесть "двухсотых" выглядит для Ульмана вполне полноценным приказом, не допускающим двойного толкования, не вызывающим сомнения?! Отсюда следует, что в части (подразделении), где служил Ульман, такое было в порядке вещей: и уничтожение задержанных (или взятых в плен) согласно приказу, и приказы, сформулированные столь двусмысленно, что их к делу не пришьешь?! На суде прозвучит рассказ Ульмана, как он несколько раз переспрашивал, слыша в ответ одно и то же, пока не спросит открытым текстом: "Мне что, уничтожить их?" И получит наконец внятное: "Да, уничтожить". Запомните эпизод: не принято в армии переспрашивать, а непонятливых, по двадцать раз переспрашивающих, в спецназе ГРУ не держат. Значит, капитан умышленно мурыжит начальство вопросами, понимая сомнительность приказаний.

Мог ли он не исполнить приказ?

Ему бы потом, возможно, попеняли на "непонятливость", но - неофициально: невозможно пойти под суд за неисполнение приказа о расстреле, которого официально нет и быть не могло. Хотя на карьере капитану, наверное, пришлось бы поставить крест, может, пришлось бы отвечать за первого убитого. Но один труп - не шесть, к тому же как раз тут все на стороне Ульмана: в засаде он действовал согласно уставам и наставлениям.

Хотя официально никакой засады не было.

Капкан

Любой армеец знает: если кровь выползает наружу, то крайнего будут искать среди исполнителей, командование сдаст с потрохами, а то и вовсе зачистит втихую. Ведь не каприза ради министр обороны Павел Грачев в октябре 1993-го заявит президенту Ельцину при многочисленных свидетелях: "Борис Николаевич, я соглашусь участвовать в операции по захвату Белого дома только в том случае, если у меня будет ваше письменное распоряжение". Не трусил Павел Сергеевич, а элементарно подстраховывался, понимая, что и его сделают крайним, если понадобится на кого-то свалить кровь.Позиция отечественной власти в "приказном" вопросе традиционна и неизменна: когда отдают приказы явно уж преступные, на бумаге их стараются не фиксировать, да и вообще формулируют обтекаемо. Дабы всегда все свалить на "эксцесс исполнителя". Как, скажем, было в апреле 1989-го в Тбилиси, в январе 1990-го - в Баку, а в январе 1991-го - в Вильнюсе. Неудивительно, что в августе 1991-го механизм даст сбой: служивым надоела роль козлов отпущения. Потому и сотрудники "Альфы" отказались выполнить приказ об аресте Ельцина, саботировали приказы о штурме Белого дома. Кстати, за невыполнение приказов их ведь потом не накажут, никто не осмелится вообще признать факт наличия таких распоряжений! В октябре 1993 года бойцы спецподразделений ("Альфа", "Вымпел") вновь откажутся штурмовать Белый дом, посчитав отданные им приказы антиконституционными.

И поныне никакой юридической ясности здесь нет. Скажем, до принятия нового Уголовного кодекса сохранялось действие закона 1958 года "Об уголовной ответственности за воинские преступления", устанавливавшего ответственность за преступления, совершенные военнослужащими в мирное и военное время. В новом УК понятие "воинские преступления" исчезает, будучи подмененным определением преступления против... военной службы! Причем деяния, "совершенные в военное время либо в боевой обстановке", подпадают уже под специальное "законодательство Российской Федерации военного времени" (ст. 331-3 УК РФ). Которого нет! Даже федеральный конституционный закон "О военном положении" применительно к нашему казусу не подходит - там ни слова про расстрелы. Да и военного положения в Чечне тоже нет. Вот и ловушка: соответствующие советские законы отменяются - смотрите новый УК, а этот УК, в свою очередь, отсылает к законам, которых не существует. И даже то малое, что есть в наличии - закон "О военном положении", - в действие не вводят. Итак, войны в Чечне нет, военного положения - тоже, обычная мирная жизнь, хотя при этом войска ведут боевые действия, а офицеры и солдаты получают соответствующие приказы...

Кстати, тут же еще одна закавыка: военнослужащие обязаны вести боевые действия в соответствии с "Боевым уставом". Поскольку речь о спецназе ГРУ, тут уйма разного рода секретных инструкций и наставлений, согласно которым бойцы в ходе выполнения боевой задачи в тылу противника вообще обязаны не оставлять живых свидетелей. Ах, да, Чечня - это РФ, не тыл врага, но спецназ все равно обязан действовать согласно "Руководству по боевому применению соединений, частей и подразделений специального назначения". Каковое настолько секретно, что на него не только нельзя ссылаться даже на закрытом судебном заседании - военнослужащий не имеет права упоминать о его существовании. Ремарка: коллега из другого издания, капитана Ульмана яростно защищающий, этот секретный документ цитирует целыми статьями! И никто по этому поводу крика не поднимает, что лишний раз свидетельствует, как все непросто в деле Ульмана и сколь высокие чины тут замешаны. Значит, все явно обстоит иначе, чем нам рисуют и официальное обвинение, и сам Ульман, его защитники и оппоненты. Для начальников Ульмана меньшим из зол оказалось формально посадить спецназовца на скамью подсудимых, попутно обеспечив ему поддержку общественного мнения, для самого капитана та же скамья подсудимых - тоже не худшее из того, что могло быть. Поскольку он никого реально не сдал. Кстати, на месте Ульмана может оказаться любой офицер, поступивший так же. Поступивший иначе на войне вряд ли выживет: отпустил свидетелей - подставил под удар группу, провалил боевую задачу.

И ведь ни один закон или устав не определяет, как должен поступать военнослужащий в случае получения незаконного приказа: механизм неисполнения преступного приказа не прописан. Что прикажете делать офицеру? Да и на боевые задания посылают специалистов вовсе не по юриспруденции, а по засадам, диверсиям, захватам "языков" и снятию часовых. Хотя, надо полагать, если бы Ульману приказали захватить Кремль, он бы догадался, что приказ этот "заведомо" незаконен?

"Кукла" для спецназа

Для понимания логики действий спецназовцев в тот день есть очень важный момент: злополучная машина - как и откуда она взялась. На самых первых заседаниях суда прозвучат слова адвоката потерпевших: в тот день, мол, в Шатое проходила конференция преподавателей районных школ, вот в "уазике" в Дай и возвращались сотрудники местной школы - директор и завуч, которые подвозили женщину-инвалида, крестьянина и лесника. Разведчики якобы прозевали машину, выбежали на дорогу и стали стрелять вслед. Но стоит лишь взглянуть на карту: где Шатой, где - Дай, а где - группа Ульмана! Спецназовцы сидели в засаде вовсе не со стороны дороги на Шатой, а с другой части выезда из села, контролируя дорогу на Циндой. И машина не возвращалась в Дай, а, напротив, выехала из него. И по сей день нет внятных объяснений, зачем тем людям вдруг понадобилось покидать село в сумерках, на ночь глядя - 11 января 2002-го солнце там зашло примерно в 16.49. Да еще народ в машине сплошь уважаемый, прямо как по специальному набору: директор, завуч, лесник, женщина-инвалид... Представьте: смеркается, спецоперация в селе в разгаре, а из него вдруг на высокой скорости прямо на засаду вырывается УАЗ. А у спецназовцев, в диком напряжении ожидающих прорыва Хаттаба, приказ командования: открывать огонь без предупреждения. Вот и открыли. Купившись, похоже, на "куклу", подсунутую противником: тем самым засада обнаружила себя. По мнению некоторых военных экспертов, все походит на подставу: людей могли "попросить" проехать по этому маршруту. Почти идеальный вариант проверки или отвлечения внимания: проскочат - один расклад, если же у русских там пост или засада - обязательно должны остановить или обстрелять машину, тогда цель достигнута - и засада выявлена, и внимание спецназа отвлечено. Домыслы? Но только так и могли мыслить спецназовцы и их командование. Потому задержанных наверняка допросили - с пристрастием, по законам военного времени. Если бы поймали тогда Хаттаба, ждала бы их иная судьба? Сомневаюсь. Однако тот ушел (если вообще там был), остались ненужные свидетели, которых пришлось "зачистить". Может, еще и потому, что командование не желало допустить их допроса уже... противником: хороший допрос, к примеру, мог ведь и вывести и на след того агента, который навел русских на Хаттаба. Хотя, повторюсь, никто, кроме Ульмана и его командиров, не знает, что там на самом деле произошло, как неведомы нам и истинные цели той спецоперации, налицо лишь шесть трупов, И явно лживые версии - следствия и самого Ульмана.

Для меня в этой истории очевидно: капитан Ульман - козел отпущения, тот крайний, которого отцы-командиры сдали, чтобы не сесть самим. Потому как их вина больше. Именно те, кто планировал операцию и руководил ею - они и создали "ловушку Ульмана", они и должны в первую голову нести ответственность. Столь же очевидно для меня, что действия капитана Ульмана и его подчиненных (если верить обеим версиям), когда они открыли огонь по машине (убив одного человека и ранив двоих), под УК вряд ли подпадают: тут капитан действует в уставных рамках. В этой части обвинения сам я, будучи присяжным, голосовал бы за оправдательный вердикт. А вот последующий расстрел пяти человек, уверен, вовсе никакая не самодеятельность Ульмана, как стремится доказать обвинение: без приказа свыше ничего этого и быть не могло. О чем и свидетельствуют доступные материалы. Однако дальше моя позиция расходится с точкой зрения тех, кто оправдал капитана: не мог Эдуард Ульман не понимать, что получил преступный приказ, хотя бы потому, что не может быть приказа о расстреле. Понимал, однако исполнил, ибо де-факто действовал в тылу врага и на войне.

Если, конечно, все было так, как описывают обе стороны, обвинение и защита. Во что я не верю ни на грош. Налицо же умышленно сконструированный правовой тупик, куда загнали российских военных: они воюют на своей территории, но войны нет; отвечать они должны по законам военного времени - их тоже нет; незаконные приказы исполнять не должны, однако нет механизма ни определения их незаконности, ни неисполнения... И нынешнюю российскую власть такое положение вполне устраивает, ибо позволяет творить что угодно, сваливая потом ответственность на рядового исполнителя. С деликатностью положения которого, как известно, разобрались в Нюрнберге: исполнение приказа не снимает ответственности с его исполнителей, отвечают все. Вот только для ГВП Нюрнберг не указ, потому она и не жаждет так расследовать дело, чтобы на скамью подсудимых сели и начальники Ульмана, а также те, кто фальсифицировал улики и давал ложные показания. Но все они, по моему глубокому убеждению, должны сесть на скамью подсудимых не вместо Ульмана, а вместе с ним.

Владимир Воронов

Опубликовано 25 апреля 2006 года.