Юнус-Бек Евкуров: Я бы поехал на Украину защищать тех, кого там убивают, унижают, уничтожают

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Глава Республики Ингушетия Юнус-Бек Евкуров дал интервью главному редактору "Кавказского узла" Григорию Шведову. В беседе Евкуров рассказал, что за 2013 год и за первую половину 2014 года в республике к мирной жизни вернулись 67 боевиков и их пособников. И только восемь из них были осуждены. В случае если новый амир "Имарата Кавказ" Абу-Мухаммад выведет своих людей из подполья, Юнус-Бек Евкуров, по его словам, готов будет ходатайствовать даже за них. При этом, как говорит глава Ингушетии, сейчас наиболее сложно бороться с подпольем в Сунженском районе. Особенно важно, как считает Евкуров, пресечь пособничество боевикам со стороны родственников. Но это не означает, что люди должны отказываться от своих сыновей и братьев. А вместо кровной мести жители должны делать свои проблемы с родственниками предметом обсуждения. Отвечая на вопросы о ситуации на Украине, Юнус-Бек Евкуров заявил, что готов был бы защищать людей в этой стране с оружием в руках. При этом аналогий между Донецком и Сунженским районом глава Ингушетии не видит.

Юнус-Бек Евкуров беседовал с главным редактором "Кавказского узла" несколько раз в течение трех дней в первых числах июля. В публикуемой здесь части беседы глава республики рассказал о терроре и антитерроре. Полное интервью смотрите в видеоформате. Кроме того, доступно видео встречи Юнус-Бека Евкурова с переселенцами в Карабулаке. Материалы о других встречах главы республики будут опубликованы позднее. 

О терроре

Григорий Шведов (Г.Ш.): Какие районы Ингушетии раньше беспокоили больше, какие сейчас больше беспокоят?

Юнус-Бек Евкуров (Ю.Е.): И раньше, и сейчас больше беспокоит Сунженский район... Попытки влиять на эти населенные пункты осложняются, в том числе и наличием, что в Галашках, что в Мужичах, в Алкуне ряда пособников, а также близко прилегающей горно-лесистой местности. Все это позволяет бандитам более комфортно себя чувствовать здесь. По нашим данным, здесь устойчивая бандгруппа, где-то порядка 15-17 бандитов в этом месте. С ними сейчас работа идет, конечно, и, тем не менее, этот район остается наиболее сложным. И в Арштах, и в Чемульге, то есть на нашей территории, в том числе и с выходом на другие направления, у нас присутствуют тут члены бандподполья. И в Даттых, и в Арштах, и в Алкуне у нас есть опорные пункты и возможности блокировать. Но, опять же, бандгруппировки сейчас не такие большие, они масштабных действий не могут вести, но в принципе акции провести они могут. 

ГШ: Вот мы с вами уже который раз упоминаем статистику "Кавказского узла", и не всегда вы со всеми нашими выкладками согласны, но мы посчитали, что по Ингушетии идет существенное сокращение: в 2010 году было 326 жертв - мы считаем и раненых, и убитых - а в 2013 году - 94. В 2012 году было 167, а в 2011 году - 108. За счет чего удалось добиться понижения числа раненых и убитых в Ингушетии с 326 до, как мы считаем, 94?

ЮЕ: Ну, комплексная работа. Бесспорно то, что это устранение самых одиозных, самых ярых, тех, кто управлял процессом, кто сам прятался, своих детей, жен прятал, а молодняк запускал под видом шахидов–смертников. Эти одиозные фигуры или арестованы, осуждены, или уничтожены. Это одна тема. Вторая причина – то, что нельзя списывать со счета, что 67 членов банд подполья сдались и прошли через адаптационную комиссию.

ГШ: 8 из 67 осуждено?

ЮЕ: 8 осуждено, да, они получили реальные сроки - от 8 до 14 лет. Они знали, что получат такие сроки и даже сдавались с подельниками. Этот показатель также влияет на снижение, потому что эти люди уже не стреляют, никого не убивают. Ну и одна из самых главных тем, конечно, активность и более профессиональный подход к работе органов правопорядка в совокупности с работой общественности. Даже в тех случаях, когда уничтожаем бандитов, мы держим на контроле родных, оставшихся братьев и сестер: объясняем, рассказываем. Вот эта круговая порука, она все-таки дает возможность минимизировать угрозу.

ГШ: А вот из 59 человек, которые, вы сказали, сдались 67, 8 осуждены, значит 59 человек… Вы как-то помогаете начать им мирную жизнь, спокойно получить работу?

ЮЕ: Эти люди адаптированы, они трудоустроены, кто-то восстановился, продолжил учебу - ни один из них не ушел обратно.

ГШ: Читал ваше интервью и из интервью я понял, что некоторые иные трактовки тех цифр, которые вы мне вчера называли, в частности, вы говорили, что 67 сдались боевиков, ну а там сказано в интервью "Коммерсанту" ¹, что это было за последние годы. Так это за годы или за прошлый год?

ЮЕ: Это за год прошлый, 2013-й, и за часть вот этого года, это раз. Во-вторых, из подполья там до 40 человек там есть, плюс пособники и, так называемые, активные члены. 

ГШ: А деньги отсюда поступают? Вот те боевики, которые в Ингушетии, положим, вы думаете, что это не с Ближнего Востока, а местные источники финансирования?

ЮЕ: Я думаю, что не столько местные источники, хотя оттуда все-таки поступления есть, но все-таки, бесспорно, те каналы, которые раньше были, и ФСБ, и органы управления перекрыли. Но, тем не менее, конечно, есть структуры бандитов, которые реально собирают дань. И у нас засаду устроили возле одного домовладения, когда они должны были за деньгами прийти, мы их уничтожили, одного взяли, это было в прошлом году. То есть реально вымогательство есть, но это то, что мы знаем. А то, что мы не знаем, и кто-то втихаря платит?

ГШ: Вот платят, как вы думаете, чиновники, которые коррумпированы? Есть ведь коррумпированные чиновники, существует ведь такое?

ЮЕ: Ну, я думаю, а не думаю, конечно, есть чиновники коррумпированные. Сказать, что их нет, нельзя. Конечно, они есть, поэтому мы их где-то выявляем, увольняем, осуждаем и что-то с ними делаем. Но вопрос в другом. В том, что кто-то все равно, наверное, платит. Пойманного за руку, такого мы не нашли. Ни в прошлом, ни в позапрошлом, ни в этом году, мы ни одного бизнесмена, ни одного чиновника не выявили в республике, который платит дань бандитам.

ГШ: То есть у боевиков может быть легальный бизнес?

ЮЕ: Вполне допускаю, что где-то есть легальный бизнес, но он прикрыт настолько, через пятые-шестые лица.

ГШ: Новый амир - Кебеков или, как его называют, Абу-Мухаммад, Вы смотрели видео его выступлений? Он сделал несколько неожиданных заявлений, в частности, он сказал, что ухудшились бытовые условия Имарата, что нет былой поддержки от уммы. Вы тоже думаете, что в Ингушетии их бытовые условия могли ухудшиться, люди меньше помогают боевикам, или так сказать нельзя?

ЮЕ: Во-первых, его назначили, он сам не знает, как сейчас с этой ситуации соскочить, да, он в заложниках от самой ситуации. Во-вторых, ухудшилось само состояние бандитов, их возможности из-за того, что люди не помогают, это так.

ГШ: А вот еще один вопрос про Сирию. Опять же Кебеков указывал, что было между боевиков обсуждение, и приняли решение, что теперь нужно воевать дома, а не уходить в Сирию. Из Ингушетии много боевиков, как вы думаете, в Сирию отправилось, будут ли они возвращаться?

ЮЕ: По нашим, ну по данным органов правопорядка, по данным совета тейпов, не более десятка. Мы одного перехватили, мать там в органы успела сообщить, мы его снимали вот с поезда. Есть также конкретные точные данные, что трое погибли в Сирии в этом году. А по поводу сказанного нынешним главарем банды - в Сирию ехать, куда-то там ехать - я вам скажу, я уже давал как-то интервью, те, кто себя считает верующими, мусульманами, прикрываясь различными там течениями местными, вот сейчас шииты, сунниты воюют между собой, я, может быть, я грех беру на душу, я их не считаю за мусульман. Почему? Потому что просто у них дьявол в душе победил. Они убивают друг друга, даже в священных местах, они убивают друг друга, прикрываясь трактовками ислама… Бог един, пророк один, все прикрываются какими-то течениями, какими-то такими вещами. Вот они придумали сами, вот теперь сунниты и шииты, естественно, их стравливают, и они друг друга просто напрочь убивают самим жестоким образом. Насилуют, грабят, что только ни делают.

ГШ: А зачем? То есть их цель какая? Посеять страх у населения или какая цель вот в таком терроре, убивая просто людей?

ЮЕ: То, что многие в это попадают, я считаю, это как стадное чувство. Все живут в этом мире, чтобы в рай попасть. И мусульмане, и православные. Но если их лидер так уверен в этом, почему он сам не побежал первый? Ну ладно, решил последним, уступить дорогу, ну тогда своих родных вперед отправь, почему не отправляешь?

ГШ: Ну вот они, видимо, слышали ваши слова, потому что буквально несколько дней назад как раз Кебеков (раньше таких заявлений в "Имарате Кавказ" не делали) призвал прекратить подрывы смертников и не атаковать гражданские цели.

ЮЕ: Ну, я думаю, что если он это сказал, и его услышали, то тут он не бандит, и ему плюс. Хорошо, хоть это сказал, да?

Лучше б ему сейчас, так как ему этот ореол навесили, я думаю, лучше б ему собраться с семьями вместе, выйти и сказать: "Ребята, все, хватит уже воевать, ждем от вас пощады, помилования, не надо нас сажать в тюрьму, не надо над нами издеваться, просто вот, мы есть, мы сдаемся, мы больше не убиваем, было и было, все, простите нас всех". Потому что в этом случае я в первую очередь пошел бы на то, чтобы за них ходатайствовать, и за них, и за своих бандитов, которые здесь… Если бы они вышли, я бы ходатайствовал. Какая бы кровь на них ни была. Попросил бы президента и Верховный суд, и всех, генерального прокурора бы попросил. Надо помиловать их. Да, переживем, что они убивали, проглотим, съедим это все, давайте пощадим и все, мы уже знаем, что наступил мир. Да, мы минимизировали угрозы, но все равно надо стремиться, чтобы полностью покончить с этим. Поэтому если этот, Кебеков, пойдет на эти шаги, он молодец будет тогда в этом случае. Он уже, как в годы Великой Отечественной, прошел штрафбат. Не таких отморозков прощали.

ГШ: Для них – да. Он как раз говорил о своих планах на крупномасштабную операцию.

ЮЕ: Ну вот в этом и есть тема, что значит, он этим самым хочет подкупить гражданское население.

Значит, не он это говорит, а его дьявол в душе это говорит. Значит, дьявола он все-таки не переборол. И вот то, что он сказал, "не надо взрываться там смертникам", значит, он их применит тогда, когда он не сможет осуществить, как он называет, крупномасштабную военную операцию.

ГШ: Думаете он не сможет, да?

ЮЕ: А как же, не сможет, конечно.

ГШ: Я понимаю, что сегодня очень сложно себе представить события 2004 года, рейд на Назрань. Очень сложно себе представить атаку на Нальчик в сегодняшнем Северном Кавказе, но, тем не менее, диверсии на железной дороге, какие-то атаки на военные базы, наверное, их не так сложно организовать?

ЮЕ: Ну, во-первых, диверсию организовать не так сложно, но и не так просто. Сейчас органы правопорядка работают совершенно по-другому. И агентурная сеть, и возможности технические выше. Ну и самое главное здесь – население. Я вам серьезно скажу, что в 10-м году, я приводил этот пример, где-то более 50 терактов мы предотвратили благодаря местному населению, которые говорили, что вот там планируется, вот там готовится, вот там делается. 

Ликвидация некоторых лидеров банд, задержание Али Тазиева… Это все прошло благодаря хорошо выстроенной схеме спецслужб, но при этом именно по информации местного населения, которые говорили где, как, чего, оттуда, ниточки тянулись оттуда. Потом здесь сложно будет такие акции просто так организовать. Здесь все-таки работа она получше, она налаживается. Общество просыпается уже. 

ГШ: Про братьев Зураба и Ибрагима Гатагажевых хочу спросить. Все-таки это обвинение, что у них наркотики были найдены, ну как-то очень напоминает дело Руслана Кутаева в Чечне, правозащитника сейчас судят, и как будто у него тоже были наркотики. Честно говоря, мне сложно поверить, что люди приехали в Ингушетию с наркотиками на похороны Гатагажева. Вот вы считаете, что это не сфабриковано? 

ЮЕ: Вы не поверите в то, что в пеленки заворачивают грудничка и перевозят наркотики, вы не поверите, что с гробами из Афганистана наркотики переправляют, беременная женщина возит наркотики, потому что знает, что ее не будут досматривать, исходя из этого обстоятельства. Слушайте, кто занимается наркотиками, они изощренно придумывают что угодно. Если бы случилось так, что убитого Гатагажева (Артур Гатагажев - лидер НВФ Ингушентии. - Прим. "Кавказского узла") везли бы в гробу домой, завернутого в ковер, и там были бы наркотики обнаружены, вы бы сказали, ну как же так, они же мертвого своего брата везут, откуда там наркотики? Эти люди настолько изощренны, те, кто наркотиками занимается, им наплевать на все эти вещи, на порядочность, поэтому это присутствует. И по этим братьям, и по их отцу в том числе, это опять же недоказанные вещи, но эта информация идет давно, что они являются одними из таких вот поставщиков. Я тоже задал себе вопрос, почему именно в этот момент? Нельзя было день-два подождать? А мне такой же резонный ответ дают, да мы хоть через месяц их задержим, вот сейчас ничего не сделаем, а через год задержим, нам все равно скажут, что мы задержали из-за брата. Зачем нам ждать?

Ну и второе, если это даже было бы так, я как глава субъекта скажу, конечно, это неправильно, но я даже в этом вопросе понимал бы, пускай помучаются чуть-чуть, они не из-за брата сейчас, а именно из-за того, что они торговали наркотиками, это доказанная вещь. 

Об ответственности родственников

ГШ: Вы такое сравнение использовали, которое мне очень интересно. Когда говорим об ответственности родственников боевиков, вы очень там образно сравнили боевиков с наркоманами, говоря о том, что эти люди не могут контролировать свое поведение. И в этом смысле, если человек наркоман, есть, конечно, ответственность родственников, но они не могут полноценно отвечать за взрослого человека, который сделал свой выбор. Вот все-таки как с ответственностью родственников боевиков? Какие меры вы считаете допустимыми к ним применять, чтобы они не оказались слишком жесткими?

ЮЕ: Ну, во-первых, в законе все отражено. Я, когда сравнивал с наркоманами, имел в виду то, что мы же не уничтожаем наркоманов, мы же их лечим, даже понимая, что его не излечить, все равно лечим, несем большие экономические расходы. Есть те, которые уже зависимы, их практически невозможно вылечить, подключаются разные институты, общественные инстанции для того, чтобы вылечить, вытащить, помочь. Мы должны помочь членам банд подполья и другим преступникам, это раз. Второе – я не снимаю ответственности ни за наркоманов, ни за других преступников с родственников, с родителей, потому что это семейная ячейка упускает таких людей, но, опять же, мы говорим, что эти семьи - семья ли матерого бандита, террориста Али Тазиева, или других - получают те же детские пособия, те же пенсии, социальные льготы - кому что положено, а мы не имеем права их лишать, в законе не прописано, что они могут быть лишены этого. То есть они это все получают в рамках закона Российской Федерации. Но при этом, если мы видим ярко выраженные вещи, связанные с пособничеством, с помощью, с другими вещами, конечно, органы правопорядка будут работать по этим родственникам.

И в этом должно быть такое понимание, что они являются все гражданами Российской Федерации. При этом да, мы вешаем на них справедливые ярлыки, что они семьи членов бандподполья.

ГШ: А вот вы коснулись встреч с родственниками. Хочу спросить про вашу встречу с родственниками местных жителей, находящихся в розыске за участие в НВФ, которая состоялась 27 мая в Магасе. Прозвучало довольно жестко, что, если родственники не будут способствовать возвращению боевиков, к мирной жизни, то их ждет какое-то наказание. Кто-то может оказать воздействие, кто-то делает вид, кто-то реально ушел, и нет связи… Это ли не давление на людей, которые не совершали никаких преступлений?

ЮЕ: Здесь другая тема. Есть жители, которые не являются жителями Республики Ингушетия. Они в свое время приехали в республику, являясь беженцами или вынужденными переселенцами, заселились, теперь имеют домовладения и в Чеченской Республике, и у нас, и в других регионах в том числе. И когда их сыновья, которые являются уроженцами не Республики Ингушетия, совершают преступления на территории Республики Ингушетия, в этом вопросе мы им говорим, мы вас будем выдворять из Республики Ингушетия в этом случае.

ГШ: Как это выдворять?

ЮЕ: Мы не будем им продлевать статус, они будут жить там, где имеют жилище.

ГШ: Они вынужденные переселенцы?

ЮЕ: Да. Это одна тема. Вторая тема в чем, что они знают, то есть у нас в органах правопорядка  информация, что они контактируют со своими детьми. Удерживать тех, кто хочет мстить им, я уже не буду. То есть я в процесс вмешиваться не буду.  

ГШ: А кто хочет мстить?

ЮЕ: Те родственники, чьих детей убивают их дети.

ГШ: А много вот таких случаев?

ЮЕ: Нередко, два случая конкретно я знаю. Три случая, когда я вмешался, не допустил.

ГШ: Это были случаи кровной мести?

ЮЕ: Да.

ГШ: То есть два случая убийства и три, когда удалось предотвратить?

ЮЕ: Да, когда я сказал: "Не вздумайте". Эти случаи есть. И, конечно, здесь можно понять тех же родственников. То есть, как получается: один брат убивает, как тот случай даже с Гатагажевым. Он убивает, просто монстр там какой-то, кровопийца, сволочь и все остальное, а у него два брата, отец покойный там в Самарской области работал. Сколько я сдерживал родственников убитых Гатагажевым, зная об их намерениях. 

И родственников боевиков, я их уговариваю: ладно, хорошо, под Доку Умаровым были, под Гатагажевым, под Али Тазиевым были. Все, их нету. Вот теперь-то можно, если раньше, как мне родители говорили, они боялись.

Одна женщина, у нее родственник был в "сунженской" группировке, сама пошла в лес, сама там бродила, сама вытащила его за ухо, потому что она может это сделать. Почему мать Гатагажева не могла это сделать? Почему другие не могут сделать?

ГШ: Ну не все могут, да?

ЮЕ: Не все хотят. Мы видим, как они общаются, как спонсируют, как содержат, как сочувствуют.

ГШ: Вы сами как считаете, какое количество родственников должно отвечать? Родители, понятно, жена тоже?

ЮЕ: Отвечать, бесспорно, должны и родители, и жена, и братья, и сестры.

ГШ: И все братья?

ЮЕ: Все братья

ГШ: У вас у самого сколько братьев? Неужели все должны за вас отвечать?

ЮЕ: Если человек в международном или федеральном розыске, а брат его кормил, поил и не заявил - будет отвечать как пособник по закону и в моральном плане.

ГШ: А что же, они должны отказаться от своих родственников?

ЮЕ: Нет.

ГШ: Как отвечать? Ну вы помните советское время, когда заставляли под давлением, отказывались от своих отцов и детей. Вы же не этого хотите?

ЮЕ: Нет, мы сейчас говорим про традиции и обычаи. Дело не в том, что они отказываются, а в том, что они объявляют перед людьми: мы не можем с этим своим родственником ничего сделать, мы не можем его найти, мы его уговариваем и не можем убедить, то есть он собирается дальше убивать, поэтому мы вас просим правильно нас понять, нам стыдно об этом говорить, но вот так сложилась ситуация. Сказать: он уже не является членом нашего общества в плане того, что он не слушается нас. И все. Никто не говорит там выйти и сказать, с этого дня он не мой сын, не мой брат.

Это испокон не нами, а нашими предками довольно серьезно выручало, потому что мы берем того же Гатагажева, на нем более 40 жизней людей, граждан республики. Не только полицейских, а граждан республики, лично на нем. Когда-то это все равно прорвет, не сегодня, так завтра.

ГШ: Кровная месть?

ЮЕ: Естественно, все равно прорвет. Поэтому в этом вопросе мы их предостерегаем. И когда я их приглашаю, я их тоже прошу, выйдите в мечеть, объявите людям, что вы не можете их найти, не можете их видеть. Но потом, если мы все-таки узнаем, что вы с ними общались, вы с ними живете, вы их кормите, обеспечиваете, тогда пеняйте на себя.

Про Аршты и Украину

ГШ: В Чечне бы принят закон, по которому целый ряд населенных пунктов, которые мы видим здесь у вас на карте Ингушетии, у них в республике считаются чеченскими. (С 2012 года в законе ЧР "Об образовании муниципального образования Сунженский район..." утверждены новые границы Сунженского муниципального района Чеченской Республики. В него вошли, в частности, город Карабулак, станицы Вознесенская, Нестеровская, Слепцовская и Троицкая, а также села Аки-Юрт и Чемульга. - Прим. "Кавказского узла"). Какая на этот счет реакция с вашей стороны?

ЮЕ: Здесь нет ничего сверхъестественного, нет никакой политики в том, что чеченский парламент принял закон, это уже их право, но при этом в их законе тоже отображено, что решение этой проблемы будет происходить политическими путями. Завуалировано все, но сказано. Вопрос не в этом.

Мы на это среагировали тем, что не стали издавать свой закон по тем претензиям по территории Чеченской Республики, которые есть у наших ученых, историков, обычных людей. Мы обратились в федеральный центр по этому поводу и ждем решения оттуда.

ГШ: Вот мы ездили вчера в Аршты. Там около 90% - чеченцы. (По данным Всероссийской переписи населения 2010 года, доля чеченцев в населении с. Аршты — 98,8 %. - Прим. "Кавказского узла".) Сегодня они говорят, мы в Республике Ингушетия, но мы чеченцы. Прошло, представим себе, 10 лет. Эти же чеченцы проведут сходы, референдум. Скажут, мы хотим уйти из Ингушетии и войти в состав Чечни. Это же будет то же самое, что на Украине сейчас.

ЮЕ: Это не так просто. Там не село принимает решение, там муниципальные власти, ну там целая тема... Но селу даже в этом случае нельзя разговаривать силой оружия, вот в чем вопрос. Оружие – это даже не последний аргумент, это вообще никакой не аргумент. Все можно перетерпеть, но не оружие.

И не надо сравнивать Аршты с тем, что происходит на Украине. Потому что там до того, как юго-восток поднялся, все сделали все, чтобы это случилось, с провокациями, националистическими выходками, с лозунгами о том, что будет с юго-востоком и со всем русским населением, с отменой русского языка. Мы же не отменяем и не запрещаем разговаривать тут на территории азербайджанцам, чеченцам, другим на их коренных языках, мы же их не преследуем за это. И не заставляем их учить ингушский язык в школах.

В селах, где живут чеченцы, в том же Аршты, в школах изучают чеченский язык.

ГШ: Как основной?

ЮЕ: Как государственный – русский, а когда родной язык идет, они изучают чеченский.

ГШ: Если бы вы не были государственным чиновником, сами бы поехали на Украину?

ЮЕ: Я бы поехал именно защищать тех, кого там убивают, унижают, уничтожают.

ГШ: Вспоминаете те времена, когда воевали сами?

ЮЕ: Нет, у меня нет времени вспоминать это. И мне особо и не хочется. 

О 47 камерах в кабинете Евкурова 

ГШ: У вас в кабинете сейчас появились мониторы с картинкой камер видеонаблюдения. Вы там смотрите, что где происходит?

ЮЕ: Это вокруг республики, 47 камер на наиболее таких ключевых направлениях.

ГШ: Это все в режиме реального времени?

ЮЕ: В режиме реального времени. Днем и ночью. Камеры хорошие.

ГШ: А это что?

ЮЕ: Это карабулакское направление, конеферма. И здесь хорошо показаны дороги...

ГШ: А что это за дороги?

ЮЕ: Ну, которые проходят по хребту. Надо мне отследить, где-то что-то случилось, я потом прокручу назад и посмотрю.

ГШ: И запись с камер тоже можете просмотреть здесь?

ЮЕ: Конечно.

ГШ: То есть если какой-то боевик забежал, то можно посмотреть?

ЮЕ: Почему обязательно боевик?

ГШ: Ну а кто? Туристы, которые по хребту ходят, вас же не интересуют.

ЮЕ: И туристы в том числе... А например, вот въезд со стороны Чеченской Республики. Вот здесь мы смотрим, в том числе я смотрю, как ремонт дорог идет.

ГШ: В какие сроки должно завершиться расширение трассы?

ЮЕ: Первые 13 километров - до ноября, чтобы в хорошую погоду успеть.

ГШ: Это какой участок?

ЮЕ: От границы с Чечней до сельского поселения Троицкое.

ГШ: В частных домах таких камер не стоит? Только в общественных местах?

ЮЕ: Только общественные места.

ГШ: То есть вы даже в парках где-то размещаете?

ЮЕ: Даже в парках, в скверах, в общественных местах массового скопления людей. Надо делать камеры (даже если камер нет, не хватает средств, надо просто таблички ставить, что ведется видеонаблюдение). И не надо скрывать, что идет наблюдение, потому что это дисциплинирует людей, они более осознанно относятся к своему поведению, элементарно даже мусор не бросят. Ну и самое главное, если где-то хотя бы маломальское преступление, органы правопорядка имеют возможность по этим камерам выявить.

ГШ: А планируются у кого-то ставить такие же мониторы?

ЮЕ: У нас сейчас идет очень хороший пилотный проект - по линии и Минрегиона в том числе - по безопасному городу. В ближайшее время закольцуем всю республику, и она будет под наблюдением. У нас будет свой ситуационный центр, и это все можно будет смотреть. Или в архивном режиме, или в режиме онлайн.

ГШ: И такие мониторы будут стоять у разных оперативных сотрудников?

ЮЕ: По системам МЧС, МВД, ФСО это все будет закольцовано и выведено на один ситуационный центр. В том числе поток по федеральной трассе и данные о положении машин "скорой помощи" и маршрутных автобусов по системе ГЛОНАСС. Все будет сведено. Это будет всегда позволять уже более масштабно охватывать это все.  

1-3 июля 2014 года 

Полная версия беседы доступна в видеоформате. Также опубликовано видео встречи Юнус-Бека Евкурова в переселенцами в Карабулаке. Позднее на "Кавказском узле" будут выложены другие видеоматериалы из серии интервью с Юнус-Беком Евкуровым.

Примечания:

1. «Есть у нас и ошибки, и коррупция, но сдвиг колоссальный» - Коммерсантъ, 02.07.2014 г.